Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пьесы - Страница 153

К оглавлению

153

Ференсбах. Так, так. Воины добрые.

Иван. Васька Грязной двадцать тысяч молодцов собрал по уездам, да таких, что и на кулачки против них не становись, одел их, обул и смертному бою научил. То есть опричнина. Ну, ну, прости, Михаила Иванович, что кричу и ядом слюны на тебя брызгаю. Люблю тебя. Таких-то богатырей у нас мало. Не серчай, на – прими, – теплое с моего тела, – отцов крест медный. (Снимает с себя крест, надевает Воротынскому, целует его в голову.) Поди отдохни. За обедом сядешь со мной.

Воротынский. Государь, отпусти меня в монастырь.

Иван. Курбский в Польшу бежал, ты – к святым старцам? Ужалил, ужалил… Скорпия! Вот вы как ненавидите меня… (Садится на стул, закрывает рукой глаза.) Содрать с него кафтан, дать рубище ему. Нищим захотел быть, – лишь не служить нам. Изменник!

Воротынский. Не изменник я!

Иван. Врешь! Смрад от тебя. Труп живой. Иди от меня прочь! Напяль клобук, сиди на гноище. Не замолить тебе сегодняшнего греха. А я тебя забыл.

Воротынский(стоя перед ним, опустил голову, расставя руки). Трудами, ранами и кельи не заслужил?

Малюта. Уходи, чего стоишь?

Басманов. Уходи, князь, не гневи государя.

...

Воротынский, со всхлипом, поклонился Ивану, который и не взглянул на него, и, пошатываясь, вышел. Малюта тихонько рукой помахал на дверь Висковатому, Новосильцеву, Ференсбаху; они молча, поклонившись, тоже ушли; за ними вышел Басманов.

Иван. На что тогда сказано: возлюби? На что тогда умиление сердца? На что ночи бессонные? У лучшего и храброго поднялась рука поразить меня, когда ему на шею крест теплый с груди надевал.

Малюта. Все они таковы, государь. Свой – за своего; разворошил древнее гнездо, так уж довершай дело.

Иван. Так, так, Малюта… А я – робок? Доверчив? Да плаксив, что ли? Письма врагам пишу, когда плаха нужна и топор? Чего глаза отвел? Договаривай.

Малюта. Не мне тебя учить, ты – в поднебесье, мы – в днях сущих рассуждаем попросту. Да вот хотя б Василия-то убили на Красной площади. По розыску будто бы ничего не найдено, а ведь дело это большое, тайное, боярское.

Иван(подскочил к нему). Что ведомо тебе о Васильевой деле?

Малюта. Государь, нынче ничего тебе не сказку, жги меня огнем.

...

Иван отходит к окошкам, в которые уже пробился солнечный свет.

Грязной. Эх, государь, дал бы ты мне сотни три опричников, – чесанули бы мы боярскую Москву. Такой бы испуг сделали.

Иван. Врещь, лукавый раб. То добро, чтоб верить человеку. А что ж, и обманут. Девять обманут – казни их. Десятый не обманет. За десятого бога благодари. Десятый – найден, люби его. Достаточно у меня темных ночей да собачьего воя, допросов к совести моей. Не для кровопийства утверждаем царство наше в муках. Ты не смей усмехаться, что я много писем пишу врагам моим. К письменному искусству страсть имею, ибо ум человеческий – кремень, а жизнь мимо-текущая – огниво. Жизнь я возлюбил. Я не схимник. (Толкнув в грудь Грязного.) Ну, ты – становись на кулачки.

Грязной. Что ты, государь, я ударю, – умрешь жа…

Иван. А ну – выдержи. (Ударяет его в грудь.)

...

Грязной отлетел на несколько шагов. Иван засмеялся. Входит Басманов.

Басманов. Государь, дозволь. Время тебя наряжать. Принц скоро будет.

Грязной. Постой, давай, что ли, додеремся.

Иван. Ну, ну, знай свое место… Поди скажи дьяку, чтобы тебе указ написали – ехать тебе вместо князя Воротынского в степь воеводой.

Грязной. Мне, конюху, большим воеводой в степь? Да батюшки… Честь-та!..

...

В глубине дворца слышен женский крик, встревоженные голоса, топот ног. Иван весь вытягивается, слушает. Вбегает Михаил Темрюкович.

Иван. Царица?

Михаил Темрюкович. Нет, нет!.. Девка ближняя, любимая царицы, упала вдруг да белая стала, забилась, и пена у ней на губах. Падучая, что ли?

Иван. Ефросинья была наверху?..

Картина десятая

Там же. За столом на троне сидит Иван, в царском облачении, направо от него Марья, в царском облачении; налево – принц датский Магнус, длинный молочно-розовый молодой человек, в куртке с прорезными рукавами, в коротком бархатном плаще. Напротив него – Владимир Андреевич. За троном Ивана – Висковатый, который переводит ему слова принца; за стулом принца – толмач, иноземец, приземистый, бритый, остроносый. Столы, где сидят опричники и бояре, не видны зрителю, – они размещены в глубине, по обе стороны столбов, поддерживающих расписные своды палаты. Иван торжественно важен, но говорит с лукавством. Он берет руками с блюда, стоящего перед ним, и накладывает на золотую тарелку, которую держит Басманов.


Иван. Хлеба, мяса и плодов земных у нас достаточно, хотим мы делать со всеми народами любовь. Мужик – паши ниву, понукай лошадку, – с богом! Купец – садись на кораблик, плыви по синему морю, торговых городов для всех хватит, – выноси товары, сняв колпак – зазывай добрых людей, – святое дело. (Кончил накладывать куски на тарелку.)

...

Басманов понес ее принцу и – с поклоном.

Басманов. Принц датский Магнус, государь тебя жалует блюдом – лосиной губой в рассоле с огурцами.

...

Магнус, которому толмач все время переводит на ухо, встает и кланяется Ивану.

153